Муж ни за что не поверит ей, когда она скажет ему, как сильно он ошибается. Эмма потянулась за своей одеждой. Она все же скажет ему, но прежде оденется.

Винченцо наблюдал, как она одевается, но не собирался ее останавливать. Если он захочет ее снова, то быстро раздеть — пара пустяков. Но сейчас он испытывал отвращение. Как быстро позывы тела могут замаскировать реальность, а как только страсть исчерпана, ты остаешься лишь с холодными, нелицеприятными фактами.

Эмма для него теперь не более чем двуличная жена, которая только что обменяла секс на быстрый развод! Он начал натягивать на себя одежду, чтобы поскорее уйти от нее.

— Винченцо, — Эмма застегнула платье и откинула растрепанные волосы за спину, прежде чем повернуться к нему, — ты помнишь, я говорила, что должна тебе кое-что рассказать.

Он едва удостоил ее беглого взгляда, застегивая последние пуговицы рубашки.

— Не могу дождаться, — саркастически бросил он.

Эмма сделала глубокий вдох.

— Винченцо. У тебя… то есть… у нас… — она прочистила горло, чувствуя, как безумно колотится сердце, — видишь ли, у нас есть сын. Сын. У тебя есть сын.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На мгновение Винченцо подумал, что ослышался, хотя сдавленный голос Эммы указывал на то, что здесь что-то гораздо более сложное, чем простое недопонимание. Сузив глаза, он уставился на нее.

— Что ты сказала? — угрожающе спросил он. Эмма сглотнула.

У тебя… у тебя есть сын, Винченцо. Точнее, у нас есть сын. Его зовут…

Заткнись! Немедленно заткнись! — взбешенно заорал он, стиснув руки в кулаки, охваченный такой яростью, какой, наверное, еще никогда не испытывал. Захотелось подскочить и встряхнуть ее, но он не доверял себе. Губы скривились в жестокой, презрительной усмешке. — Можешь получить свой проклятый развод, Эмма. В конце концов, ты только что заработала его. Секс был смехотворно коротким, но в качестве слабительного, вероятно, сойдет. Только, ради бога, не надо больше никакого вранья.

Эмма покачала головой, отсекая его оскорбления и пытаясь сосредоточиться только на правде.

Но это не вранье, клянусь.

Клянешься? — Глаза Винченцо полыхали черным огнем. — Как ты смеешь заявлять такое мне? — возмутился он. У него голова пошла кругом, когда он попытался вычленить факты из ее неправдоподобного утверждения. И один факт неожиданно выскочил на него, словно черт из табакерки. Он нахмурился. — Ты говоришь, у тебя есть ребенок?

— Да.

Но это невозможно. — Винченцо сделал шаг к ней, голос звенел от сдерживаемой ярости. — Ты бесплодна, Эмма. Ты не можешь иметь детей. Врач сказал тебе это на одной из консультаций. Он прислал тебе подтверждение, и оно все еще у меня. Ты, конечно же, не забыла об этом?

Конечно, не забыла…

Тогда как, во имя дьявола, ты можешь иметь ребенка, и как я могу быть отцом? — взревел он.

Эмма сглотнула.

Не могли бы мы поговорить об этом спокойно?

Спокойно? — Голос Винченцо был холоднее льда. — Ты в своем уме? Твоя ложь…

Это не ложь! — в отчаянии воскликнула она. — Зачем, скажи на милость, я стала бы лгать о таком?

Я могу назвать вполне вескую причину, — угрюмо парировал он. — Ты соскучилась по моему богатству и решила отхватить для себя солидный куш, наплетя с три короба.

Эмма в ужасе отшатнулась.

— Ты считаешь меня какой-то… какой-то дешевой мошенницей?

Он пожал плечами.

— Ты уже доказала это, Эмма. Ты обманом заставила меня поверить, что мы продолжаем пытаться зачать ребенка, хотя все время знала, что это невозможно. Если это не надувательство, тогда мне интересно услышать, как ты это называешь, сага.

Никогда еще предположительно ласковое слово не несло в себе такого открытого пренебрежения, и Эмма съежилась под презрительным взглядом его черных глаз, сверлящих ее. Она облизнула внезапно пересохшие губы.

— Я не хотела обманывать тебя, — прошептала она.

— Разве?

— Я боялась сказать тебе, каковы результаты.

И поэтому обошлась со мной как с дураком! — обвиняюще бросил он. — Надеялась, что сможешь держать меня в неведении относительно чего-то настолько важного?

Нет, конечно, нет. Все было не так. Я собиралась сказать тебе…

— И что именно ты собиралась сказать, Эмма? — поинтересовался он вкрадчивым голосом.

Эмма немного расслабилась.

— Что не могу… не могу иметь детей.

Однако сейчас ты говоришь мне, что врач ошибся? Что все эти месяцы тщетных попыток зачать были иллюзией? И что ты, оказывается, можешь зачать?

Да! Моя акушерка сказала, что такое случается время от времени…

Чудесным образом, — саркастически прокомментировал он. — И когда же произошло это чудо? Сколько ребенку?

С одной стороны, Эмме хотелось послать его к черту, хотелось сказать, что она не будет умолять его признать своего сына.

Но она понимала, что должна сделать это ради Джино. Вдруг он однажды захочет знать, где его отец? Она должна будет иметь возможность, глядя ему прямо в глаза, правдиво сказать, что сообщила Винченцо абсолютно все, даже если с опозданием. Как Винченцо отреагирует на это известие, зависит от него, но ее совесть будет чиста.

— Ему десять месяцев, — сказала она и увидела, как глаза Винченцо сузились. Он явно проводил в уме быстрый математический подсчет, дабы убедиться в возможности отцовства. Да, это оскорбительно, но ее чувства сейчас не в счет.

— И когда, ты утверждаешь, имело место зачатие?

— Должно быть, в тот последний раз, когда мы были вместе. Ты помнишь?

Винченцо угрюмо улыбнулся.

— Помню ли я? Едва ли я могу забыть, — с горечью проговорил он. Тогда они впервые за несколько недель были вместе. Их отношения постепенно разрушались, но после того, как стало известно, что она не может родить ему ребенка, они сделались чужими друг другу. Спрятанное ею заключение врача стало символом всего того, что было ошибочным между ними. Винченцо начал сомневаться, была ли Эмма искренней в остальном.

— Так была ли ты на самом деле девственницей, когда я встретил тебя, Эмма? — ледяным тоном спросил он однажды за завтраком. — Или это тоже подделка?

Он помнит то, как свет пропал из ее глаз, и это доставило ему мрачное удовольствие.

— Если ты так плохо думаешь обо мне, Винченцо, — глухо отозвалась она, — нет смысла продолжать, верно?

Винченцо помнил то чувство облегчения, которое нахлынуло на него, когда он сказал себе, что больше не будет видеть ее лживого лица.

Правда, ему никуда не деться от насмешек своих кузенов, которые предостерегали его от брака с Эммой, но с этим он сможет справиться.

Однако реальность их расставания оказалась тяжелее, чем ожидал Винченцо. Он скучал по ее золотым волосам и солнечной улыбке, по ее изящному, стройному телу. Но Винченцо сразу же напоминал себе, что все это всего лишь внешнее, что, по правде говоря, он не знал ту Эмму, на которой женился. Его доверие было разрушено, а для гордого сицилийца доверие — это все.

Он сознавал странность ситуации, в которой оказался сейчас, сознавал, что Эмма стоит, глядя на него широко открытыми глазами, и щеки ее все еще пылают после их любви, а волосы в беспорядке. Так что же ему делать с ее поразительным откровением, будто бы он отец ее ребенка?

Пытаясь собраться с мыслями, Винченцо налил себе стакан минеральной воды и выпил. Сейчас он не имел бы ничего против и более крепкого напитка, но ему нужна ясная, как никогда, голова.

Его мрачный взгляд сверлил ее.

— Вопрос в том, — размышлял он вслух, — верю я тебе или нет. Ты могла просто сочинить искусную ложь, чтобы оттяпать у меня побольше денег.

— Ты думаешь, я выбрала этот метод как средство выманить у тебя денег? Что я пошла бы на такую подлость? — возмутилась Эмма. — Да я скорее пошла бы мыть полы, чтобы заработать на кусок хлеба!

— Почему же не пошла? — холодно поинтересовался он.

Эти его слова стали последней каплей. Ее решимость оставаться спокойной улетучилась, и что-то внутри нее взорвалось. Все тревоги и трудности предыдущих месяцев, непростое решение рассказать Винченцо и собственная слабость, толкнувшая ее к нему в объятия, — все это теперь взорвалось обессиливающей смесью гнева, негодования и нервозности.